- Надолго прибыл?

- На две недели, ваше превосходительство.

- Дочь-то похоронили. Жаль, жаль...

Григорий промолчал. На крыльцо, натягивая перчатки, выходил Евгений.

- Григорий? Ты откуда?

У Григория темнело в глазах, но он улыбался.

- Из Москвы, в отпуск...

- Вот как. У тебя ранение в глаз?

- Так точно.

- Я слышал. Каким он молодцом стал, а, папа? - Сотник кивнул головой на Григория, повернулся лицом к конюшне. - Никитич, лошадей!

Степенный Никитич кончил запряжку и, неприязненно косясь на Григория, подвел к крыльцу старого серого рысака. Под колесами легонькой пролетки хрупко шуршала, сдавливаясь, сшитая ледком земля.

- Ваше благородие, дозвольте вас прокатить по старой памяти? обратился Григорий к Евгению, заискивающе улыбаясь.

"Не догадывается, бедняк", - удовлетворенно улыбнулся тот и блеснул из-под пенсне глазами.

- Что ж, сделай милость, поедем.

- Ты что же это, не успел приехать и бросаешь молодую жену? Не соскучился разве? - Старый пан милостиво улыбнулся.

Григорий засмеялся.

- Жена не медведь, в лес не уйдет.

Он сел на козлы; подоткнув под сиденье кнут, расправил вожжи.

- Эх, и прокачу ж я вас, Евгений Николаевич!

- Прокати, на чай получишь.

- Премного вами довольны. И так спасибо, что Аксинью мою... кормите... кусок ей... даете.

Голос Григория рвался, и у сотника шевельнулось нехорошее подозрение. "Неужели знает? Ну, глупости! Откуда! Не может быть!.." Он откинулся на спинку сиденья, закурил папиросу.