Выехав за ворота, Григорий оглянулся: трое ординарцев, суетясь, помогали генералу Фицхелаурову взобраться на высоченного, подседланного нарядным седлом коня...

С полверсты скакали молча. Копылов молчал, понимая, что Григорий не расположен к разговору и спорить с ним сейчас небезопасно. Наконец Григорий не выдержал.

- Чего молчишь? - резко спросил он. - Ты из-за чего ездил? Свидетелем был? В молчанку играл?

- Ну, брат, и номер же ты выкинул!

- А он не выкинул?

- Положим, и он не прав. Тон, каким он с нами разговаривал, прямо-таки возмутителен!

- Да разве ж он с нами разговаривал? Он с самого начала заорал, как, окажи, ему шило в зад воткнули!

- Однако и ты хорош! Неповиновение старшему по чину... в боевой обстановке, это, брат...

- Ничего, не это! Вот жалко, что не намахнулся он на меня! Я б его потянул клинком через лоб, ажник черепок бы его хрустнул!

- Тебе и без этого добра не ждать, - с неудовольствием сказал Копылов и перевел коня на шаг. - По всему видно, что теперь они начнут дисциплину подтягивать, держись!

Лошади их, пофыркивая, отгоняя хвостами оводов, шли рядом. Григорий насмешливо оглядел Копылова, спросил:

- Ты из-за чего наряжался-то? Думал, небось, что тебя чаем угощать будут? К столу под белы руки поведут? Побрился, френч вычистил, сапоги наяснил... Я видал, как ты утирку слюнявил да пятнышки на коленях счищал!

- Оставь, пожалуйста! - румянея, защищался Копылов.

- Зря пропали твои труды! - издевался Григорий. - Не токмо чего, но и к ручке тебя не подпустил.

- С тобой и не этого можно было ожидать, - скороговоркой пробормотал Копылов и, сощурив глаза, изумленно-радостно воскликнул: - Смотри! Это не наши. Союзники!

Навстречу им по узкому проулку шестерная упряжка мулов везла английское орудие. Сбоку на рыжей куцехвостой лошади ехал англичанин-офицер. Ездовой переднего выноса тоже был в английской форме, но с русской офицерской кокардой на околыше фуражки и с погонами поручика.

Не доезжая нескольких саженей до Григория, офицер приложил два пальца к козырьку своего пробкового шлема, движением головы попросил посторониться. Проулок был так узок, что разминуться можно было, только поставив верховых лошадей вплотную к каменной огороже.

На щеках Григория заиграли желваки. Стиснув зубы, он ехал прямо на офицера. Тот удивленно поднял брови, чуть посторонился. Они с трудом разъехались, и то лишь тогда, когда англичанин положил правую ногу, туго обтянутую крагой, на лоснящийся, гладко вычищенный круп своей породистой кобылицы.