Минут пять спустя в ворота въехал на рослом, ширококрупом коне стариковатый вахмистр. Он слез у крыльца, чембур привязал к перилам, вошел в курень.
- Кто тут хозяин? - спросил он, поздоровавшись.
- Я... - ответил Пантелей Прокофьевич, испуганно ждавший следующего вопроса. "А почему ваши казаки дома?"
Но вахмистр кулаком расправил белые от снега, витые и длинные, как аксельбанты, усы, попросил:
- Станишники! Помогите, ради Христа, выручить орудие! Провалилось у берега по самые ося... Может, бечевы есть? Это какой хутор? Заблудились мы. Нам бы в Еланскую станицу надо, но такая посыпала - зги не видать. Малшрут мы потеряли, а тут красные вот-вот хвост прищемют.
- Я не знаю, ей-богу... - замялся старик.
- Чего тут знать! Вон у вас казаки какие... Нам и людей бы - надо помочь.
- Хвораю я, - сбрехнул Пантелей Прокофьевич.
- Что ж вы, братцы! - Вахмистр, как волк, не поворачивая шеи, оглядел всех. Голос его будто помолодел и выпрямился. - Аль вы не казаки? Значит, нехай пропадет войсковое имущество? Я за командира батареи остался, офицеры поразбегались, неделю вот с коня не схожу, обморозился, пальцы на ноге поотпали, но я жизни решуся, а батарею не брошу! А вы... Тут нечего! Добром не хотите - я зараз кликну казаков, и мы вас... - вахмистр со слезой и гневом выкрикнул: - заставим, сукины сыны! Большевики! В гроб вашу мать! Мы тебя, дед, самого запрягем, коли хошь! Иди народ кличь, а не пойдут, - накажи бог, вернусь на энтот бок и хутор ваш весь с землей смешаю...
Он говорил, как человек, не совсем уверенный в своей силе. Григорию стало жаль его. Схватил шапку, сурово, не глянув на расходившегося вахмистра, сказал: