Позднее пришли еще трое красноармейцев. Один, в высокой черной папахе, по виду начальник, спросил:

- Сколько поставлено на квартиру?

- Семь человек, - за всех ответил рыжебровый, перебиравший певучие лады ливенки.

- Пулеметная застава будет здесь. Потеснитесь.

Ушли. И сейчас же заскрипели ворота. На баз въехали две подводы. Один из пулеметов втащили в сенцы. Кто-то жег спички в темноте и яростно матерился. Под навесом сарая курили, на гумне, дергая сено, зажигали огонь, но никто из хозяев не вышел.

- Пошел бы, коней глянул, - шепнула Ильинична, проходя мимо старика.

Тот только плечами дрогнул, а пойти - не пошел. Всю ночь хлопали двери. Белый пар висел под потолком и росой садился на стены. Красноармейцы постелили себе в горнице на полу. Григорий принес и расстелил им полсть, в голова положил свой полушубок.

- Сам служил, знаю, - примиряюще улыбнулся он тому, кто чувствовал в нем врага.

Но широкие ноздри красноармейца зашевелились, взгляд непримиримо скользил по Григорию...

Григорий и Наталья легли в той же комнате на кровати. Красноармейцы, сложив винтовки в головах, вповалку разместились на полсти. Наталья хотела потушить лампу, у нее внушительно спросили:

- Тебя кто просил гасить огонь? Не смей! Прикрути фитиль, а огонь должен гореть всю ночь.

Детей Наталья уложила в ногах, сама, не раздеваясь, легла к стенке, Григорий, закинув руки, лежал молча.

"Ушли бы мы, - стискивая зубы, прижимаясь сердцем к углу подушки, думал Григорий. - Ушли бы в отступ, и вот сейчас Наташку распинали бы на этой кровати и тешились над ней, как тогда в Польше над Франей..."

Кто-то из красноармейцев начал рассказ, но знакомый голос перебил его, зазвучал в мутной полутьме с выжидающими паузами:

- Эх, скучно без бабы! Зубами бы грыз... Но хозяин - он офицер... Простым, которые сопливые, они жен не уступают... Слышишь, хозяин?